Анастасия Аракелян: «Все безумно боятся введения процедуры банкротства»

Арбитражный управляющий, председатель квалификационной комиссии Евросибирской саморегулируемой организации арбитражных управляющих Анастасия Аракелян об инициативах, которых не хватает институту банкротства в РФ.

В новом законопроекте о банкротстве, подготовленном Минэкономразвития РФ, порядка 500 страниц, на которых прописаны поправки для всех участников процедуры — от должников до арбитражных управляющих. Однако за фундаментальными изменениями, которые, к слову, вызвали массу критики профессионального сообщества, законодатели забывают о действительно важных инициативах. По мнению Анастасии Аракелян, работающей в сфере банкротства более 12 лет, куда более нужным является формирование культуры ведения бизнеса, оценки рисков и создание прозрачной процедуры реабилитации, а не выставление баллов арбитражным управляющим и создание многочисленных информационных реестров, которые делают процедуру еще более забюрократизированной.

— Недавно в социальной сети вы дали оценку новому законопроекту о банкротстве, обратив внимание, что в нем отсутствуют критерии неплатежеспособности должника. Какие критерии вы имели ввиду?

— В 2017 или 2018 году Российским союзом саморегулируемых организаций арбитражных управляющих в Министерство экономики был направлен федеральный стандарт по проведению финансового анализа должника, который и включал в себя критерии определения момента наступления неплатежеспособности, определял понятия неплатежеспособности и неоплатности. В разработке федерального стандарта участвовали представители профсообщества, а также профессор экономики Анна Бобылева.

При разработке этого федерального стандарта учитывали международный опыт оценки рисков. И актуальные методы аналитики деятельности бизнеса. Этот документ содержит в себе основу, необходимую для разработки стратегии предстоящей процедуры. Предлагаемая система проведения федерального стандарта давала реальную возможность увеличить процент восстановительных процедур банкротства, за счет подготовки обоснованного анализа перспектив восстановления платежеспособности. В документе исключалось, наконец, такое понятие как достижение точки безубыточности, которое к неплатежеспособности не имеет никакого отношения.

Документ, о котором я рассказываю, можно успешно применять для оценки рисков наступления банкротства, задолго до введения процедуры, а также можно использовать в целях обоснования применения реабилитационных процедур.

Описанная в документе процедура, конечно, достаточно сложная и объемная, но при желании в ней можно разобраться. Я — человек, не обладающий экономическим образованием, изучив доступную в Интернете информацию, литературу и публикации смогла понять, что имеется ввиду и для чего это нужно все. Инициатива, апробированная профессиональным сообществом, была направлена в Министерство экономического развития, в его недрах документ и погиб, никакого ответа и понимания мы не нашли.

— А кто, согласно разработанному стандарту должен был заниматься проведением анализа финансового состояния должника? Арбитражный управляющий?

— В рамках проведения процедуры банкротства — арбитражный управляющий. Если применять предложенные критерии оценки рисков до введения процедуры банкротства, т.е. на перспективу, то проведением подобного анализа должны заниматься антикризисные управляющие. По моему мнению, это специалисты немного иного толка нежели арбитражные управляющие, обладающие более глубокими познаниями процессов экономики.

Привлекать антикризисных управляющих должны сами бизнесмены. Но нам 40 лет нужно водить бизнес по пустыне, чтобы приучить его к добросовестному поведению, которое выражается в том числе и в грамотной оценке рисков, и подаче сигналов, если ситуация усложняется и компании может грозить банкротство.

Самый важный шаг в формировании культуры ведения бизнеса, на мой взгляд, это создание прозрачной структуры и системы банкротства, которая будет включать в себя, в том числе, и возможность реабилитации. На собственном опыте могу сказать, что руководители и учредители предприятий-должников прекрасно понимают, чем им все это грозит. На том этапе, когда появляются первые проблемы, начинается агония. Потому что все безумно боятся введения процедуры банкротства, любой, даже реабилитационной — наблюдения, внешнего управления или финансового оздоровления. Бизнес понимает, что выскочить из этих жерновов не получится, кредиторы просто начнут рвать тебя на куски, даже те, срок исполнения обязательств перед которыми еще не наступил. Особенно это касается кредитных организаций и государственных органов, той же ФНС. Я не знаю ни одного случая, когда кому-то удалось договориться с налоговиками.

— А существующие процедуры реабилитации эффективны? По статистике их применяют крайне редко, из-за чего складывается впечатление, что они бесполезны. Это, кстати, отмечают и авторы нового законопроекта о банкротстве.

— Эти процедуры применяются редко не потому, что они неэффективны. Должник, как правило, приходит в процедуру банкротства тогда, когда все уже умерло и оздоравливать просто нечего. На моей практике, конечно, встречались ответственные должники, которые заботились о сохранении своего бизнеса, и в ходе процедуры наблюдения мы предлагали введение внешнего управления, обосновывая его необходимость наличием уже имеющихся или потенциальных контрактов. И мы бы выскакивали из наблюдения, если бы не кредиторы, которые всегда голосуют против. Суд против них не пойдет. И вот здесь мы снова возвращаемся к необходимости формирования культуры ведения бизнеса, создания системы оценки рисков и разработки прозрачной реабилитационной процедуры.

Мне нравится аналог действующего в США моратория. Это процедура защиты от кредиторов. Юрлицо (если это действительно ответственный бизнесмен, который дорожит своим детищем) применяет определенные виды антикризисного управления, привлекает сотрудников или сторонние компании для оценки рисков. Если что-то идет не так, то антикризисный специалист, подготовив обоснование, обращается в суд для введения временного моратория на предъявление требований кредиторами. Но, повторюсь, это все нужно делать до начала процедуры банкротства, и бизнес должен сам быть в этом заинтересован.

— Минэкономразвития в новом законопроекте реабилитационной процедурой называет реструктуризацию долгов. Действительно ли она будет способствовать оздоровлению?

— На мой взгляд, то, что они сейчас предлагают, не приведет ни к чему. На практике никакой реабилитации не будет. Много лет назад, когда представляли самые первые редакции законопроекта о банкротстве (2015-2016 гг.) я обсуждала вопрос упразднения действующих реабилитационных процедур с Рустемом Мифтахутдиновым (судья Высшего арбитражного суда в отставке, доцент кафедры предпринимательского и корпоративного права МГЮА — ДОЛГ.РФ), который является одним из ведущих специалистов по банкротству. Я ему очень долго объясняла, почему не нужно отказываться от процедуры наблюдения, по крайней мере, сейчас.

Если такая процедура вводится на каком-то крупном предприятии, эти заветные шесть месяцев дают возможность проанализировать деятельность должника и предпринять какие-то меры, которые теоретически могут восстановить его платежеспособность. За эти полгода и у должника, и у арбитражного управляющего складывается понимание, что вообще делать дальше, даже если предприятие все же идет в конкурсное производство.

По моему личному мнению, требуется не отказ от процедуры наблюдения, а реформирование процедуры в части расширения полномочий временного управляющего и сокращение полномочий руководителя должника и его учредителей.

При введении реструктуризации этих шести месяцев на анализ у нас не будет. Я вообще сомневаюсь, что будут какие-то реструктуризации вводиться. Ввод этой процедуры требует согласия кредиторов, суд без него не будет брать на себя ответственность. В 80% банкротств (работающих предприятий, а не фирм-однодневок) мажоритарные кредиторы — банки, которые не хотят ждать, у них своя отчетность, им не нужно вещать в резервы проблемную задолженность, поэтому они будут голосовать против реструктуризации. То есть все мы будет попадать сразу в конкурсное производство, а там нет времени на анализ, там сжатые регламентированные законом сроки. В результате вся процедура банкротства сведется к тому, что мы вводим конкурс и начинаем экстренно искать покупателей активов должника.

— Еще одна глобальная проблема, которая не решена в новом законопроекте — страхование ответственности арбитражных управляющих. Страховые компании либо отказывают в этой услуге, либо «ломят» огромные ценники. Вы сталкивались с этим?

— Конечно. Проблемы в страховании начались не вчера и не сегодня. Они обострились в 2014 году, когда с рынка начали уходить крупные игроки — «ВСК», затем «Росгосстрах». Главная из проблем заключается в том, что для ЦБ и страховых организаций наш вид страхования (ответственности арбитражных управляющих – ДОЛГ.РФ) не является обязательным.

Решается она легко. Когда этот вид станет обязательным, государство в лице ЦБ включится в эту проблему, андеррайтеры и арбитражные управляющие совместными усилиями рассчитают все риски и критерии страхования и будут отрегулированы эти непомерные тарифы, тогда на рынок вернутся крупные страховщики, и им будет интересно страховать арбитражных управляющих.

Сегодня же приход каждой страховой компании на рынок страхования ответственности арбитражных управляющих начинается с демпинга. Этим они привлекают клиентов, а через год-полтора начинают повышать тарифы. Как только наступает страховой случай — увиливают от ответственности. Как только прилетают первые требования — сразу идет дело к лишению лицензии. У всех страховых последние пять лет одна и та же схема: раздувают страховые портфели, набирают критический объем рисков и «сливаются» с деньгами арбитражных управляющих.

— Как вы относитесь к введению нормы о корпоративных арбитражных управляющих?

— Это логичная инициатива, арбитражные управляющие уже работают командами. Если это банкротство физического лица или компании с малым числом активов и требований, то команда не нужна, можно справиться в одиночку. Если мы берем крупное предприятие, функционирующий бизнес, то в таких случаях арбитражный управляющий работает с командой.

Насколько правомерно наделение функциями корпоративных арбитражных управляющих государственных компаний — вопрос спорный. У нас уже есть ГК АСВ в качестве такого управляющего и очень сложно оценить эффективность его работы, потому что там специалисты не замотивированы ничем, ведь получают зарплату фактически от государства. Когда же приходит арбитражный управляющий с командой на проект и их гонорар зависит от эффективности работы, то тут уже другая ситуация и другой уровень проведения процедуры.

В связи с этим я категорически против того, чтобы государственные компании занимались банкротствами. Требуя введения балльной системы в качестве механизма якобы независимого отбора арбитражных управляющих, законодатели почему-то не требуют этой независимости от государственных компаний, которые, как предполагается, будут заниматься банкротством.

— А что вы, кстати, думаете об этой пресловутой балльной системе, которую активно критикует профессиональное сообщество?

— Я не понимаю цели ее введения. У нас арбитражные управляющие независимые в принципе, они становятся зависимыми тогда, когда назначаются на конкретную процедуру. И зависимыми они становятся от кредиторов. И у этих кредиторов есть все рычаги контроля деятельности арбитражного управляющего от подачи жалоб и оспаривания сделок до смены специалиста.

Какие критерии можно вписать в эти баллы, я тоже не понимаю. За те 12 лет, что я занимаюсь банкротством, я не могу назвать ни одного критерия объективной оценки арбитражных управляющих. Взять в качестве такого критерия время проведения процедуры нельзя. Затягивание банкротства сейчас невозможно, мы ограничены во времени. Кроме этого, арбитражные управляющие сами в нем не заинтересованы: чем дольше идет процедура, тем больше требований текущих кредиторов, а значит, меньше денег в итоге останется для погашения долгов реестровых кредиторов, что, соответственно, приводит к сокращению гонорара. Это прекрасный стимул работать эффективно и оперативно, никаких баллов не нужно.