Андрей Егоров: «Балльно-рейтинговая система арбитражных управляющих — чисто российская разработка»

В середине мая Правительство РФ внесло в Госдуму законопроект о реформе банкротства. Он расширяет применение реабилитационных механизмов и одновременно сокращает разнообразие банкротных процедур. С самого начала этот документ вызвал критику со стороны экспертов и профессионального сообщества, хотя и те и другие признают, что вектор изменений правильный и реформа в системе банкротства назрела давно. Почему власть и профсообщество никак не могут договориться в этом вопросе? Как видится реформа банкротной отрасли ученым? Нужно ли сохранить принцип «круговой поруки» среди арбитражных управляющих и почему Минэкономики настаивает на балльно-рейтинговой оценке их работы – об этом и многом другом ДОЛГ.РФ поговорил с кандидатом юридических наук, профессором НИУ ВШЭ, главным редактором журнала «Цивилистика» Андреем Егоровым.

— Поправки к закону о банкротстве не могут принять уже несколько лет. Создается ощущение, что профессиональное сообщество и государство пытаются перетянуть одеяло на себя, внедряя в законопроект то, что нужно каждой из сторон. Что, на Ваш взгляд, мешает принятию законопроекта, почему обсуждения так затянулись?

— Есть давно высказанная позиция Василия Витрянского, который говорил, что мораторий на внесение изменений в закон о банкротстве хотя бы на 5 лет был бы гораздо полезнее, чем его постоянные доработки. Я не исключаю, что он прав в этом вопросе. В целом действующий закон о банкротстве не идеален, и его пытаются к этому идеалу как-то привести, однако стоит заметить, что он идеологически не выверен.

Мешает также и привычка. Несколько лет назад люди, практикующие в сфере строительства, выступали против отмены строительной аренды и против права застройки. Причиной этому было то, что люди уже просто знали сложившуюся практику, все «ходы и выходы» в законе, знали, как и с кем нужно договариваться. А сейчас внедрят изменения, и неизвестно, что нужно будет делать, начнутся «просадки» в бизнесе. И в банкротстве сейчас происходит то же самое. Люди боятся изменений, поскольку не доверяют государству, а также тем, кто разрабатывает законопроекты. Они опасаются, что новый закон не улучшит их положение, а сделает что-то сложнее или хуже.

Важно работать с людьми, объяснять им, почему внедряются те или иные изменения. На работу с общественностью должны быть затрачены как время, так и средства. Нельзя принимать столь важные законопроекты в закрытых кабинетах.

— Какие проблемы в банкротном праве Вы могли бы выделить?

— В российском банкротном праве одна из больших проблем — институт оспаривания сделок. Приведу пример: допустим, накануне моего банкротства Вы решили купить у меня квартиру. Предположим, что у меня было несколько квартир, и путем продажи недвижимости я хотел спасти свое финансовое положение. Допустим, цена такой квартиры в конкретном районе города составляет 28 млн руб., и по такой цене они могут продаваться в течение 2-3 лет. А я продал Вам квартиру за 22 млн руб. Вы довольны выгодной сделкой, и все с виду хорошо.

Далее инициируется процедура моего банкротства. Сделка по продаже квартиры может быть оспорена по причине того, что встречное предоставление со стороны покупателя было неравноценным. Квартира оценивается оценщиком, который говорит, что средняя цена квартир в этом районе города составляет 28 млн руб., а она была продана за 22 млн руб. Разница в 6 млн руб., а это около 20% от изначальной стоимости.

При этом у меня как у банкрота злого умысла не было, я хотел быстрее продать квартиру, спастись от несостоятельности, рассчитаться с кредиторами, но у меня не получилось. Если бы я продавал квартиру, допустим, по цене 26 млн руб., я все равно не смог бы ее быстро продать. А за 22 млн руб., при разнице от изначальной цены около 20%, квартиру удалось продать, допустим, в среднем за неделю.

Я не говорю о том, что в таких ситуациях злого умысла никогда нет. Существуют нелегальные схемы, когда в договоре прописана одна сумма продажи имущества (ниже рыночной), покупатель официально выплачивает ее, а потом в конверте приносит доплату.

Но вернемся к изначальному примеру, где у банкрота злого умысла нет. Как оспариваются сделки у иностранцев? Допустим, доказанная цена объекта недвижимости — 26 млн руб., а продана она была за 22 млн руб. Покупатель сэкономил 4 млн руб. В зарубежных странах (Германия, Австрия, Швейцария) сделка не будет оспариваться как недействительная, имущество останется у покупателя. Будет устраняться лишь негативный эффект, причиненный покупателем конкурсной массе продавца-банкрота. Это значит, что с покупателя всего лишь дополнительно взыщут 4 млн руб., которые он сэкономил. Покупатель будет расстроен лишь из-за того, что он хотел сэкономить на покупке недвижимости, но в итоге все-таки купил по рыночной цене.

Что будет в России? У покупателя отберут квартиру и включат ее в конкурсную массу продавца. А 22 млн руб., которые покупатель уплатил продавцу-банкроту, будут распределены между всеми его кредиторами. Его поставят в очередь на удовлетворение требований вместе со всеми. Допустим, у меня как продавца-банкрота долг перед кредиторами 100 млн руб., а других денег, кроме упомянутых 22 млн руб., у меня нет. Вам как покупателю в лучшем случае достанется только 1/5 от 22 млн руб. Фактически покупатель потерял все: и свои деньги, и недвижимость.

И самая «соль» даже не в этом. Квартира, возвращенная в конкурсную массу, будет реализовываться на торгах. И на торгах она будет продана еще дешевле, чем изначально пытался ее продать банкрот.

Это не означает, что нужно полностью отказываться от института оспаривания сделок. Но его нужно дорабатывать, подстраивать под практику.

— Есть ли в зарубежном банкротном праве еще какие-либо отличия от российского?

— Российское банкротное право сейчас в стадии становления. Например, в Германии есть обширный комментарий к их закону о банкротстве. В немецком законе о банкротстве статей больше, чем в российском, но по объему он меньше. В России обширного комментария к закону о банкротстве нет. И писать его нет смысла, поскольку закон слишком часто меняется. Если кто-то и захочет написать комментарий, другой скажет: «Ой, ну это старье, он же полгода назад вышел».

— Как следовало бы работать над новым законопроектом о банкротстве?

— Я считаю, что законопроект должен писаться на протяжении 1-1,5 лет узкоспециализированной рабочей группой. И писать его нужно, применяя учебник конкурсного права, который был бы полноценным, с большой концепцией. У нас такой практики, к сожалению, нет, поэтому сначала в закон что-то «впихивают», а потом «вышибают» через пару лет.

Законы должны разрабатывать ученые, но практики обязательно должны подключаться к процессу, критиковать, обсуждать с учеными.

Также должно быть хорошее финансирование на разработку законопроектов, ну и, конечно, ставиться адекватные сроки для их создания. Никто ведь не просит, например, построить атомную подводную лодку, разработать ее новый проект за 3 месяца. Любой ученый скажет, что это возможно в среднем за 3,5 года, но никак не за 3 месяца. А с законами почему-то так поступать можно.

Одна из проблем разработки законопроектов — излишняя детализация норм. Допустим, законодатель внедрил какую-то короткую, общую норму. Ее применение вызывает 10 проблем. И если эти 10 проблем будут решать не суды, а законодатели, внедряя еще 10 норм, это породит еще 100 дополнительных проблем. Законодатели пытаются учесть все нюансы, но это в принципе невозможно. Норма закона должна регулировать главные вопросы, а нюансы обязаны решать правоприменители.

— Какие идеи в рассматриваемом ныне законопроекте о банкротстве Вы поддерживаете, а какие — нет? Например, предлагается сократить количество процедур банкротства до двух: реструктуризации долгов и конкурсного производства. Необходимо ли такое деление?

— В рассматриваемом Правительством РФ законопроекте я не поддерживаю идею, чтобы налоговым органам давали какое-либо преимущество в банкротных процедурах в сравнении с остальными кредиторами. Это напоминает феодализм: требования барона оказываются «круче», чем требования, допустим, какого-то ремесленника.

Что касается вопроса о сокращении банкротных процедур, то снова приведу в пример Германию. Немцы проходили то же, что и мы: обосновывалась необходимость разделения на ликвидационные и реабилитационные процедуры. Но в итоге было решено оставить одну процедуру: конкурсное производство. Но конкурсное производство может идти с вариациями (ликвидационной или реабилитационной) в зависимости от того, что удобнее кредиторам. Если кредиторы готовы ждать и доверяют должнику, то они составляют конкурсный план, похожий на план внешнего управления в России, в рамках которого банкрот будет пытаться спасти свое финансовое положение под присмотром арбитражного управляющего. Если же кредиторы не доверяют должнику, то запускается ликвидация. Большого количества процедур нет. Потому сокращение банкротных процедур я поддерживаю.

— Поддерживаете ли Вы то, что арбитражных управляющих нужно обучать антикризисному менеджменту, чтобы они могли реабилитировать предприятия?

— Честно говоря, я не особо верю в реабилитацию как таковую. Если гениальные управленцы-реабилитологи существуют, зачем им идти в арбитражные управляющие? Их бы уже с руками и ногами оторвали крупные торговые сети, предприятия.

Но даже если предположить, что реабилитологи существуют, тот факт, что у них один раз получилось вытащить предприятие из кризиса, не означает, что у них получится то же при работе с другими должниками. Если бизнесмен, управляющий компанией, не смог вытащить компанию из кризиса, то вряд ли это сможет сделать кто-то другой.

Если кредиторы, допустим, видят, что должник не сможет вывести бизнес из кризиса, правильно ли, что суд будет ограничивать их, принудительно вводя реабилитацию? Не будет ли это ограничением прав уже самих кредиторов? Иногда лучше ликвидироваться, продать все имущество, чтобы предприниматель мог начать все с нуля. Конечно, бывают схемы, когда кредиторы намеренно банкротят какие-то компании, но в целом процедуру реабилитации в глобальном плане я не считаю перспективной темой.

— Как Вы относитесь к балльно-рейтинговой системе арбитражных управляющих, которую предлагается ввести законопроектом? Целью такого нововведения авторы инициативы называли «очищение» сферы банкротства от неквалифицированных специалистов.

— Борются с назначением арбитражных управляющих, чтобы не было аффилированных лиц в банкротстве. Однако борются не через суды (которые, кстати, научились аффилированность находить), а через балльно-рейтинговую систему. Мне это напоминает игру «Монополию» или другие детские игры: тебе дают фишки, ты на них покупаешь предприятия. Такая же «борьба за фишки», только за баллы, и начнется между арбитражными управляющими.

Я полностью на стороне арбитражных управляющих, которые уже, мягко говоря, устали от таких игр. Куда эффективнее было бы смягчить санкции арбитражным управляющим, которых за два, иногда весьма незначительных, нарушения, ждет дисквалификация. Забыл опубликовать сообщение — сначала предупреждение, а потом дисквалификация, и человек полностью теряет работу. Аналогов таких наказаний нет нигде: ни во Франции, ни в США, ни в Германии. Только в России.

Кстати говоря, балльно-рейтинговой системы арбитражных управляющих в других странах также нет. Это чисто российская разработка.

Также в среде арбитражных управляющих действует «круговая порука» — система коллективной ответственности. Допустим, в СРО 100 членов, и 1 из них совершил нарушение, причинил сторонам банкротства убытки. Но платят все. Если, например, какого-то полковника МВД ловят на причинении вреда государству или получении взятки, все другие полковники «сбрасываются», чтобы компенсировать убытки? Я такого не слышал. А вот в банкротстве такая практика почему-то распространена.

— Как Вы видите развитие сферы банкротства в России?

— В любом случае, по сравнению с тем уровнем, который был раньше (в том же 2003 году), мы проделали колоссальный путь вперед. Сейчас больше подготовленных людей, занимающихся банкротствами. Раньше его все боялись, пытались обойти стороной.

Но пока на разработку законопроектов не будут выделяться серьезные деньги, пока каждое вносимое изменение не будет обосновываться, исследоваться на предмет необходимости, пока не будет некой единой концепции, ничего не изменится. По моему мнению, Минэкономразвития не должно само писать законы, а только ставить задачи профессионалам: например, разработать систему назначения арбитражных управляющих, определить, кто такие залоговые кредиторы и какие права у них есть, и т.д.

А сейчас власти экономят на разработке законов. Это все равно, что, допустим, в Порше залить бензин 76 марки. Автомобиль, может, и поездит какое-то время, но рано или поздно он сломается из-за неподходящего топлива, а ремонт потом обойдется в крупную сумму.