Никита Филиппов: «Закон о санации должен одинаково защищать и должников, и кредиторов»

На прошлой неделе в Торгово-промышленной палате РФ прошло обсуждение законопроекта о санации, разработанного Ассоциацией специалистов по работе с проблемными активами. Одним из участников дискуссии был известный адвокат, заведующий Бюро адвокатов «Де-юре» Никита Филиппов. В интервью ДОЛГ.РФ он рассказал, как должен выглядеть институт санации с правовой точки зрения, и почему сейчас он выглядит иначе.

– Никита Владимирович, нам кажется, что сегодня многие эксперты говорят о том, что российский закон о несостоятельности (банкротстве) необходимо дорабатывать в части санации. Как вы считаете, инструменты оздоровления бизнеса в России сегодня не работают?

– Санация в России не работает в качестве классической банкротной процедуры. Реабилитационные же процедуры, которые есть в современном законодательстве, используются крайне редко. Это относительно общего объема банкротств. Если что-то и применяется, то зачастую не с целью восстановления платежеспособности должника, а как некие схемы, направленные на злоупотребления при проведении банкротств.

Та же процедура внешнего оздоровления зачастую используется для того, чтобы не начислять неустойки и не исполнять обязательства, которые накопились до даты введения процедуры, а очень часто и как способ вывода активов. В результате такие процедуры всё равно приводят к банкротству. Конечно, это не стопроцентное правило. Есть и исключения, его подтверждающие.

– Как, по-вашему, должен работать институт санации? Какие основные инструменты оздоровления бизнеса вы видите?

– Нам необходима конструкция, которая позволит соблюсти баланс между кредиторами, владельцами бизнеса и самим должником. Основной вопрос в этом случае – кто должен руководить предприятием? Поскольку санация уже предполагает тот факт, что владельцы бизнеса не смогли справиться с ситуацией, я бы предложил предоставить кредиторам право избирать исполнительный орган на период санации.

При этом это не обязательно должен быть арбитражный управляющий. Более того, я глубоко убежден, что управляющие, хотя и являются антикризисными менеджерами, очень часто настолько погружены в свои процедуры, что просто не в состоянии эффективно управлять действующими предприятиями. Поэтому к антикризисным управляющим должны предъявляться несколько иные требования – опыт не ликвидации компании, а эффективного управления.

В то же время, если мы наделяем кредиторов правом руководить предприятием, они же должны нести бремя ответственности за принимаемые решения. Причем эта ответственность должна быть не только перед миноритарными кредиторами, но также и перед всеми контрагентами и даже перед учредителями.

– Вы входите в рабочую группу по совершенствованию федерального закона о банкротстве при Комитете Госдумы по природным ресурсам, собственности и земельным отношениям. По вашему мнению, санация должна идти отдельным законом или необходимо ее развивать в рамках 127-ФЗ?

– Сейчас банкротство воспринимается исключительно как ликвидационная процедура, но это отношение необходимо менять. Банкротство должно быть ориентировано на оздоровление, восстановление платежеспособности и работоспособности бизнеса. И только в случае невозможности такого восстановления следует вводить ликвидацию и ориентирование на максимальное удовлетворение требований кредиторов. Именно поэтому я считаю, что разделять банкротство и санацию нельзя, следует изменить цели процедуры банкротства, порядок принятия решений об оздоровлении или ликвидации.

Конечно, это нельзя поменять одномоментно, «по щелчку». Но пройдет время, и существующий подход к процедуре банкротства, я уверен, изменится. Нельзя также забывать, что терминология санации и ликвидационных процедур в банкротстве весьма схожа. Поэтому я склоняюсь к тому, чтобы сохранить санацию в законе о банкротстве.

К недочетам действующих процедур можно также отнести ограничения по кандидатуре лица, которое является исполнительным органом, ограничения в полномочиях комитета или собрания кредиторов по отношению к управлению, и вместе с тем, отсутствие их ответственности за принимаемые решения.

По моему мнению, излишне коротким является и срок действия реабилитационных процедур. 18 месяцев – это абсолютно недостаточный срок для восстановления платежеспособности, например, во внешнем управлении.

Судебная практика говорит, что суды объективно воспринимают недостатки существующих ограничений и часто выходят за пределы установленного срока, разрешая организациям продолжать деятельность.

– Нет ли у вас опасений, что недобросовестные должники смогут использовать инструменты санации для того, чтобы просто «подготовиться» к банкротству – избавиться от ликвидного имущества, подчистить историю старых сделок?

– Вы знаете, возможность противоправных действий есть в любой деятельности, но в ходе оздоровительных процедур таких возможностей, конечно, меньше. Все-таки там большой круг контролирующих лиц: кредиторы, ФНС, Росфинмониторинг.

Кроме того, во время обсуждения законопроекта о санации в ТПП я сделал особый акцент на том, что у собрания кредиторов должно быть право прекратить процедуру санации, если выяснится, что в действиях должника были признаки намеренного доведения компании до банкротства или он будет недобросовестно вести себя в ходе самой санации. Я убежден, что санация – это все-таки жест доброй воли со стороны кредиторов, которые согласятся подождать, пока должник встанет на ноги и сможет с ними рассчитаться.

– Такие кредиторы, как ФНС, к сожалению, не часто готовы проявить такую добрую волю и подождать, пока компания-должник поправит свои финансовые дела.

– Я бы не стал обвинять фискальные органы в некой намеренно жесткой позиции по отношению к должникам. Сейчас они действуют в несовершенном законодательстве, что и обуславливает их негативное отношение к процедурам. Если реабилитационные процедуры будут действующими, прежде всего, расширяющим полномочия участников, то со временем изменится и отношение налоговых органов.