Сергей Домнин: «Привлечь к субсидиарной ответственности еще не значит фактически получить денежные средства от виновного лица»

Обновленный законопроект о банкротстве вышел на финишную прямую. В ближайшие недели документ собираются передать в Госдуму для нулевого чтения, а весной — принять его и отправить на подпись президенту. Каких изменений от законопроекта ждут специалисты по банкротству и какие инструменты, уже показавшие эффективность, предлагают в нем сохранить — в интервью ДОЛГ.РФ рассказал практикующий арбитражный управляющий, член союза АУ «Сэмтэк» Сергей Домнин.

— Какие главные изменения необходимы действующему закону о банкротстве?

— Действующий закон принято ругать за ликвидационную направленность и низкую эффективность конкурсных мероприятий. По статистике, кредиторы получают не более 5% своих долгов. В той части, которая касается редкого применения восстановительных процедур, это происходит потому, что в законе плохо написаны соответствующие главы. Эта критика справедлива, но чего еще можно было ожидать от одного из самых прокредиторских законов о банкротстве в мире?

Низкая же эффективность обусловлена тем, что действующее законодательство, с одной стороны, позволяет вести бизнес с любым коммерческим оборотом при наличии уставного капитала лишь в 10 тыс. руб., а с другой, с подходом собственников российского бизнеса. Они если и оформляют активы на компанию, а не на «кошельки», то при появлении системных проблем в бизнесе выводят все, что можно. Потому что проще начать новый бизнес с другой вывеской, чем реанимировать старый.

Кроме того, чрезмерное лоскутное редактирование закона о банкротстве и ужесточение ответственности арбитражных управляющих привело к тому, что даже за малейшую ошибку или неверное толкование нормы закона арбитражный управляющий рискует быть наказанным вплоть до запрета на профессию.

— А какие-то положительные новации для арбитражных управляющих внедрялись?

— Безусловно. Например, был усилен стандарт доказывания для кредиторов, работает конкурсное и внеконкурсное оспаривание сделок, ужесточен институт убытков и субсидиарной ответственности контролирующих лиц, появился институт субординации. Однако эффективность процедур, хоть и выросла, но все равно осталось низкой, и это мешает нормально работать.
Возвращаясь к вопросу о необходимых реформах, отмечу, что, прежде всего, стоит задуматься над тем, как призвать бизнес и кредиторов к диалогу. При наличии такого контакта можно будет говорить о возможности оздоровления и восстановления платежеспособности должников.

Если мы говорим о повышении эффективности взыскания, то здесь надо подумать об изменении существующих дорогостоящих процедур банкротных торгов, развитии соответствующего правового инструментария, расширении прав арбитражных управляющих, обновлении подзаконных нормативных актов. К примеру, до сих пор финансовый анализ проводится по временным правилам 2004 года, которые давно устарели. Ну и, конечно же, нужно решить головную боль арбитражных управляющих с привлечением к ответственности за формальные нарушения, не причинившие абсолютно никаких вредоносных последствий.

— Вы один из первопроходцев, которые «в полях» стали применять субсидиарную ответственность. Как оцениваете эффективность этого инструмента?

— Институт субсидиарной ответственности существует в законе о банкротстве с самого его принятия, просто долгое время это был нерабочий механизм, потому что в законе не было детального описания порядка его применения. В современных реалиях субсидиарная ответственность давно превратилась в стандартное мероприятие. Это произошло потому, что в 2017 году в Закон о банкротстве были внесены значительные изменения. В частности, были установлены фактически презумпции виновности, которые существенно упростили ее доказывание для арбитражного управляющего и кредиторов. Как следствие, мы видим и рост числа поданных заявлений, и увеличение процента удовлетворенных требований. Справедливо ли это? На мой взгляд, арбитражные суды при рассмотрении каждого конкретного случая все же подходят к вопросу индивидуально. Огромное значение в условиях состязательности арбитражного процесса играет активная позиция той или иной стороны спора, качество представляемых доказательств.

Изучая судебную практику, можно сделать вывод о том, что до Верховного Суда РФ в основном доходят действительно крайне сложные, нерядовые кейсы по субсидиарке. Поэтому можно отметить, что хоть институт субсидиарной ответственности достаточно качественно проработан и изложен.

Что касается эффективности института субсидиарки, то он преследует две цели: восстановление нарушенных прав и предупреждение «нарушений» в будущем. С первым элементом все не то, чтобы плохо, но красноречивые цифры в 5% удовлетворения требований кредиторов говорят сами за себя: привлечь к субсидиарной ответственности еще не значит фактически денежные средства от виновного лица. Часто контролирующие лица успевают еще до банкротства их компании вывести все активы. Что же касается «предупредительной» функции, то думаю, что развитие института субсидиарки и его ужесточение все же заставляет контролирующих лиц быть осторожнее в принятии управленческих решений и при совершении каких-то нерядовых сделок.

— Вы также являетесь одним из первых специалистов, кто привлек к «субсидиарке» детей должника. Справедлива ли такая «расплата» за «грехи» родителей?

— Вы имеете ввиду дело ООО «Альянс» и братьев Самыловских? Если отбросить эмоции и абстрагироваться от термина «дети» и внимательно ознакомиться с судебными актами по делу, то становится очевидно, что в первую очередь в этом кейсе рассматривался вопрос о том, могут ли быть привлечены к субсидиарной ответственности лица, на которых по мнимым сделкам или по заниженной цене, или при злоупотреблении правом переоформлены активы не самого должника, а личные активы контролирующих должника лиц. Верховным Судом РФ в отсутствие прямого законодательного регулирования были предложены основы правового механизма применения «субсидиарки» в таком случае. В этом, на мой взгляд, и состоит ценность кейса. И уже, насколько мне известно, по нескольким спорам эту практику использовали.

Кроме того, возвращаясь к «детям», нужно отметить, что фактически при новом рассмотрении дела было установлено, что родители просто временно переписали на детей значительную часть своих дорогостоящих личных активов. При этом старший из сыновей был совершеннолетним, а младший достиг возраста 15 лет, что по ГК РФ позволяет самостоятельно отвечать по сделкам. Ответственность братьев была ограничена стоимостью полученного от родителей имущества. В отношении части имущества, которое осталось в собственности детей, сохраняется возможность возврата его родителям и соответствующего уменьшения размера ответственности. Поэтому, на мой взгляд, в данном случае нельзя говорить о несправедливости. Решение суда, конечно, является строгим, но, повторюсь, давайте заменим слово «дети» хотя бы на слово «контрагенты» и сразу же взгляд на дело становится совершенно другим.

— Есть ли вообще границы у субсидиарной ответственности? Возможно ли ее распространение на других лиц, которые так или иначе окажутся связаны с должником?

— То, что арбитражные управляющие и кредиторы пытаются в рамках пополнения конкурсной массы так или иначе расширить круг субсидиарных ответчиков, вызвано, скорее всего, все той же низкой экономической эффективностью субсидиарки. Отсюда возникают как вполне обоснованные претензии к тем, на кого просто переоформлены ликвидные активы, так и, например, попытки привлечения к субсидиарке юристов, сопровождавших сделки должника или консультировавших контролирующих лиц. Конечно, на мой взгляд, поиски истины здесь должны быть очень аккуратными, иначе виноватой в банкротстве компании может в итоге оказаться и какая-нибудь бабуля-сторож, не вовремя ушедшая со склада проверить внучку.

— Нужны ли дополнительные экзамены для арбитражных управляющих, необходимость которых указана в законопроекте?

— Если судить по последней доступной редакции законопроекта, его авторы существенно скорректировали идею о том, что арбитражный управляющий обязан переэкзаменовываться раз в три года. Обязанность пересдавать экзамен теперь предусмотрена для тех управляющих, чей рейтинговый балл оказался ниже среднего, и с момента сдачи предыдущего экзамена прошло более 3-х лет, а также для дисквалифицированных специалистов.

Здравое зерно в этой идее есть, но главное то, как будет устроен процесс переэкзаменовки. Например, сейчас экзамены принимаются нерегулярно, по мере формирования и обучения групп в образовательных учреждениях, комиссия не собирается по заявлению отдельно взятого лица. Если такой подход сохранится, то неизвестно, сколько придется ждать самой возможности сдать экзамен. Также, мне претит идея установления платы за экзамен и, по существу, отсутствие возможности оспорить его результаты.

Сейчас в законе о банкротстве предусмотрена обязанность арбитражного управляющего ежегодно повышать квалификацию. Если саморегулируемая организация и сам управляющий должным образом подходят к выполнению этой обязанности, то этого вполне достаточно.

— Как вы оцениваете новую норму о реструктуризации? Охотно ли кредиторы будут соглашаться на ее применение?

— Сложно сказать, поскольку главный интерес любого кредитора состоит в том, чтобы быстро и в наибольшем объеме получить деньги. Любой бизнес будет в первую очередь думать о себе, а лишь потом о другом бизнесе. Поэтому здесь так важна предлагаемая новелла о возможности преодоления несогласия кредиторов на реструктуризацию в судебном порядке. Другое дело, что у нас, во-первых, очень загруженные и весьма консервативные арбитражные суды, а во-вторых, судьи все же не бизнесмены или финансисты.

Как будут вести себя суды при решении таких споров и в отсутствие практики не понятно, но — по ощущениям — вектор будет в сторону кредиторов. Мы уже имеем печальный опыт, когда в процедурах банкротства физических лиц реструктуризация долгов гражданина — это фикция, она применяется судами как аналог процедуры наблюдения, для сбора информации о должнике. Мы имеем примеры из судебной практики, когда попытки арбитражного управляющего вместе с должником утвердить план реструктуризации встречают активное противодействие со стороны кредиторов.

Поэтому в данном случае я являюсь сторонником сохранения как старой процедуры наблюдения и внешнего управления (ее можно точечно улучшить), так и внедрения новой процедуры реструктуризации для того, чтобы спустя несколько лет можно было проанализировать практику применения и сделать выводы.